Касьян с красивой мечи. Мифологичность мышления героя в рассказе И.С.Тургенева «Касьян с Красивой Мечи» Воронеж asdf Анализ рассказа касьян с красивой мечи

Позиция автора в произведении: Роман "Война и мир" охватывает пятнадцать лет из жизни России и Европы, он насыщен военно-историческими событиями, широкими бытовыми картинами. Велико значение автора: личность его проявляется во всем. что изображено в произведении.

Критерий нравственности в оценке событий, явлений, действий, поступков героев - определяющий. Толстой не только с потрясающей достоверностью рисует исторические события, но и выражает отношение к ним, делает теоретические выводы. В центре романа - изображение войны и мира как "противоестественного" и естественного состояния жизни людей. Еще в начале своей творческой деятельности Толстой признавался, что его всегда интересовала война, но не как "комбинация действий великих полководцев", а как "самый факт убийства" одних ни в чем не повинных людей другими, Писатель отрицал войну как явление, противное человеческому разуму, горячо спорил с теми, кто находил "красоту ужаса" в войне. Эти взгляды полностью отражены в его произведениях. Так, при описании войны 1805 года Толстой выступает как писатель-пацифист. Одного из героев романа, Николая Ростова, присутствующего на торжествах в Тильзите, где происходила встреча Александра I и Наполеона, "мучают страшные сомнения; для чего же -оторванные руки, ноги, убитые люди?" При описании войны 1812 года Толстой переходит на позиции патриотизма. Война 1812 года предстает в изображении Толстого как война народная. Толстой убежден, что эту войну выиграл народ. Автор создает множество образов мужиков, солдат, суждения которых в совокупности составляют народное мироощущение. Купец Ферапонтов убежден, что французов не пустят в Москву, "не должны", но, узнав о сдаче Москвы, он понимает, что "решилась Расея!" А если уж Россия гибнет, то нечего спасать свое добро. Он кричит солдатам, чтобы забирали его товары, лишь бы ничего не досталось "дьяволам". Мужики Карп и Влас отказались продавать сено французам, взяли в руки оружие и ушли в партизаны. Олицетворением лучших качеств русского народа, поднявшегося на борьбу, предстает и Тихон Щербатый. Толстой показывает мужество народа, его истинный героизм и патриотизм, добродушие. В самых тяжелых условиях он не теряет чувство юмора. Так, на батарее Раевского, месте, где, по словам Толстого, сложилась самая тяжелая обстановка, во время боя "краснорожий" солдат сопровождает шуткой полет каждого снаряда: "Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила" - или: "эх, нескладная". Народу в полной мере присущи сердечность и доброта. Солдата, который вздумал пошутить над пленными французами, обрывают сердито: "Что врешь нескладно!" Так из отдельных образов складывается у Толстого единый образ народа-богатыря, нарисованного автор описывает народный подвиг в войне 1812 года, но и дает анализ истоков этого подвига

Роман-эпопея Л. Толстого “Война и мир” создавался в 1860-е годы, когда в современном обществе шли споры не только о дальнейших путях развития России, но и о роли женщины в семейной и социальной жизни. Важную роль в романе играют женские образы, которые, как и образы других героев, делятся на статичные и развивающиеся. В романе Толстого “Война и мир” одной из главных героинь является Наташа Ростова. В ней автор воплотил, по его мнению, идеал женщины-матери. Автор рисует Наташу в развитии, он прослеживает ее жизнь на протяжении длительного времени. С годами меняются ощущения и мировосприятие героини. Впервые в романе она появляется тринадцатилетней девочкой, “черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая”. Подчеркивая внешнюю непривлекательность своей героини, Толстой утверждает, что гораздо важнее красота души, внутренний потенциал; одаренность, способность к пониманию, чуткость, тонкая интуиция. Простота, естественность и одухотворенность Наташи побеждают ум и хорошие манеры. Толстой противопоставляет живую, энергичную, всегда неожиданную Наташу холодной Элен, светской женщине, живущей по заведенным правилам, никогда не совершающей необдуманных поступков. Элен, в отличие от Наташи, никогда бы не позволила бы себе при Марье Дмитриевне, которую все боятся, спросить через весь стол, какое пирожное будет сегодня на ужин. Элен - порождение общества, в котором Наташа появляется лишь однажды. Она не испорчена его условностями и предрассудками и живет лишь по тем законам, которые диктует ей сердце, сохраняя жизнерадостность, естественность и непосредственность. С возрастом в Наташе возникает желание быть в центре внимания, вызывать всеобщее восхищение. Наташа любит себя и считает, что все также должны ее любить; хотя героине и присущ эгоизм, это эгоизм еще искренне-детский, свойственный личности несформировавшейся. Она любит думать о себе от третьего лица и сама о себе замечает: “Что за прелесть эта Наташа!” И все действительно восхищаются ею, любят ее. Наташа одним впечатлением определяет общественное поведение, заставляет по-новому видеть вещи. Наташа принадлежит к тем персонажам, которые живут “умом сердца”. Об уме же героини судить сложно. Пьер говорит, что Наташа “не удостаивает быть умной”. Ее предназначение состоит в другом: она оказывает влияние на нравственную жизнь других героев, обновляя и возрождая их к жизни. Разрешая каждым своим поступком сложные вопросы, Наташа как бы сама олицетворяет ответ на вопрос, который так долго и мучительно ищут Андрей Болконский и Пьер Безухов. У самой же героини нет склонности оценивать и анализировать поступки и явления. В этом смысле она обладает собственным, прямым знанием ценностей жизни. Многие эпизоды романа рассказывают о том, как Наташа вдохновляет людей, делает их лучше, добрее, возвращает им любовь к жизни. Например, когда Николай Ростов проигрывает Долохову в карты и возвращается домой раздраженный, не ощущающий радости жизни, он слышит пение Наташи и с этим умиротворяющим голосом забывает свою неудачу. В этот же момент Николай чувствует, что сама жизнь прекрасна и что все остальное - мелочи, не стоящие внимания. В данный момент герой думает: “Все это: и несчастья, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь - все вздор, а вот она - настоящее”. Героине Толстого свойственно сострадание. Наташа очень хорошо понимает и жалеет Денисова, сделавшего ей предложение. Когда плакала Соня, Наташа, не зная причины ее слез, “распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурной, заревела как ребенок... и только оттого, что Соня плакала”. Толстой наделяет свою героиню редкими душевными качествами: чуткостью и интуицией. В Наташе изначально заложен русский национальный характер. В сцене после охоты она с удовольствием слушает игру и пение дядюшки, который “пел так, как поет народ”, а затем танцует “Барыню”. Все окружающие поражаются ее умению понять все то, что было во всяком русском человеке. “Где, как, когда всосала в себя из этого русского воздуха, которым она дышала, - эта графинечка, воспитанная эмигранткой-француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые давно бы должны были вытеснить!” Писатель отмечает поэтичность своей героини. Находясь в Отрадном, Наташа созерцает звездное небо, искренне восхищаясь ночным пейзажем: “Ведь этакой прелестной ночи никогда не бывало”, - говорит она. В этом проявляется близость героини к природе. Свойственно героине и самопожертвование. Не задумываясь, она отдает все подводы под раненых, оставляя вещи, и не представляет, что можно поступить иначе в данной ситуации. Сущность натуры Наташи - любовь. Это чувство неотделимо от героини. Искреннее чувство впервые посещает ее при встрече с князем Андреем. Андрей Болконский становится непринужденным и естественным рядом с Наташей, а он мог оставаться собой лишь с очень немногими людьми: “Князь Андрей любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа”. Однако Наташа Ростова и Андрей Болконский- разные люди. Он живет разумом, она - сердцем, инстинктом, и поэтому чужда интеллектуальному миру князя Андрея. В том, что Наташу влечет к Анатолю Кура-гину, который противопоставлен князю Андрею полнотой жизни, проявляется естественность Наташи, ее близость к природным началам. Ведь именно жажда жизни в Анатоле так привлекла ее. Она выполняет естественное предназначение женщины (стремление к любви) остальное, по мнению писателя, является наносным и неважным. Все ее метания, в конечном счете, имеют целью создание семьи и рождение детей. После душевного кризиса Наташу вновь посещает радостное и новое чувство. Оно и возвращает ее к жизни. Важную роль сыграл здесь и Пьер, “детская душа” которого была столь близка Наташе. Он был единственным, кто вносил радость в дом Ростовых, когда она мучилась угрызениями совести, страдала и ненавидела себя за случившееся. Пьер боготворил Наташу, а она была благодарна ему только за то, что он есть и что он для нее единственное утешение. Пьер, как и Наташа, живет чувствами и эмоциями, поэтому эти герои так близки друг другу по своему внутреннему содержанию. В эпилоге Наташа показана уже не той веселой, наивной девочкой. Она любящая и любимая жена, мать четверых детей. Бывшая модница, героиня не интересуется более своей внешностью, поскольку теперь это для нее не имеет значения. Она максимально приблизилась к ответу на вопрос о смысле человеческого бытия. Фальшивое светское общество чуждо Наташе; после замужества она практически перестает бывать в свете. Только через любовь к Пьеру и семью Наташа обретает душевное спокойствие. Создав образ Наташи Ростовой, Толстой дал понять, что она последует за Пьером Безуховым в Сибирь и повторит судьбу жен декабристов. Итак, в образе Наташи Ростовой воплотилась идея о том, что красоты и счастья нет там, где нет добра, простоты и правды. Именно от нее исходит энергия обновления, освобождения от всего фальшивого, ложного, привычного. Эта героиня явилась толстовским идеалом жизни без мук и исканий холодного разума. Величайшее произведение русского писателя - роман Л. Н. Толстого “Война и мир” - освещает важные стороны народной жизни, взгляды, идеалы, быт и нравы различных слоев общества в мирное время и в тяжкие дни войны. Автор клеймит высший свет и с теплом и гордостью относится к русскому народу на протяжении всего повествования. Но и высший свет, который объединяет все дворянство, имеет своих героев. Тем, кто глубоко равнодушен к судьбе родины, Толстой противопоставляет семьи Болконских и Ростовых. Необычная, яркая и короткая жизнь князя Андрея Болконского наполнена постоянными нравственными исканиями, стремлением к познанию смысла жизни, к добру и правде. При первом же знакомстве с князем Андреем мы видим в нем беспокойного человека, неудовлетворенного своей настоящей жизнью. Желая быть полезным Отечеству, мечтая о военной карьере, князь Болконский в 1805 году уезжает на службу в армию. В это время он увлечен судьбой Бонапарта. Службу в армии Болконский начинает с низших чинов в числе адъютантов в штабе Кутузова и, в отличие от штабных офицеров, таких, как Друбецкой, не ищет легкой карьеры и наград. Князь Андрей по своей натуре - патриот, он чувствует ответственность за судьбу Отечества, за судьбу русской армии и считает необходимым быть там, где особенно трудно, где решаются судьбы того, что ему дорого. Среди основных вопросов, которые волнуют Толстого, - истинный патриотизм и героизм русского народа. Толстой в романе много говорит о верных сынах Отечества, готовых отдать жизнь за спасение родины. Один из них - князь Андрей Болконский: “Увидав Мака и услыхав подробности его гибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе, что ожидает армию и ту роль, которую он должен будет играть в ней”. Князь Андрей настаивает на том, чтобы его направили в отряд Багратиона, которому было поручено задержать неприятеля, не позволить ему отрезать “путь сообщения с войсками, шедшими из России”. Слова Кутузова: “Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить” - не остановили Болконского. “От этого я и прошу отправить меня в этот отряд”, - отвечал он. Рождение ребенка и одновременно смерть жены, перед которой он чувствовал свою вину, на мой взгляд, усугубили, если так можно выразиться, духовный кризис Болконского. Ему кажется, что его жизнь кончена. Он разочаровался во всем: “Я живу и в этом не виноват, стало быть, надо как-нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти”, - говорит князь Андрей Пьеру. И, по-моему, именно под влиянием Пьера началось духовное возрождение князя Андрея: “... в первый раз после Аустерлица он увидал то высокое, вечное небо... и что-то давно заснувшее, что-то лучшее, что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе”. А встреча с Наташей Ростовой в Отрадном окончательно пробуждает его к жизни. Любовь к жизнерадостной, поэтичной Наташе рождает в душе Андрея мечты о семейном счастье. Наташа для него стала второй, новой жизнью. В ней было то, чего не было в князе, и она гармонично его дополняла. После признания Наташе пыл Андрея затихает. Теперь он чувствует ответственность за Наташу, он хочет этого, и в то же время боится. Выслушав отца, Андрей откладывает свадьбу на год. Наташа и Андрей - очень разные люди. Она молода, неопытна, доверчива и непосредственна. У него за спиной уже целая жизнь, смерть жены, сын, испытания тяжелым военным временем, встреча со смертью. Поэтому Андрей не может до конца понять сути молоденькой девушки, совершенно не имеющей жизненного опыта. Наташа живет чувствами, Андрей - разумом. И вновь Андрея постигает глубокое разочарование. В его отсутствие Наташа не может жить спокойно, ей нужны движение, чувства, смена обстановки, новые события, новые знакомства, и она попадает в мир, где обитают Элен, Анатоль, князь Василий - циничные, холодные представители высшего света. Наташа не может устоять против обольстителя - Анатоля. Все мечты о семье разрушились в душе Андрея: “Тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший над ним прежде, вдруг превратился в низкий, определенно давивший на него свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного”. И князь Андрей снова возвращается в свою стихию - в армию. Там он должен думать в первую очередь не о себе, а об интересах своего Отечества, о жизни своих солдат. Болконский “... весь был предан делам своего полка. Он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли “наш князь”. Им гордились и любили”. Накануне Бородинского сражения князь Андрей был полон твердой уверенности в том, что русская армия выиграет предстоящую битву. Он верил в народ, своих солдат, в правоту борьбы за Отечество. Андрей ходил по траве, любовался красотой родной земли, рассматривал цветы, землю, листья, травы. И в этот мирный и спокойный момент он получает смертельное ранение. Претерпевая тяжелейшие страдания, сознавая, что умирает, он перед таинством смерти испытывает чувство всеобщей любви и всепрощения. В этот трагический момент происходит еще одна встреча князя Андрея с Наташей. Война и страдания сделали Наташу взрослой, теперь она понимает, как жестоко поступила с Болконским, предала такого замечательного человека из-за своей детской увлеченности. Наташа на коленях просит у князя прощения. И он прощает ее, он опять ее любит. Любит уже неземной любовью, и эта любовь скрашивает его последние дни в этом мире. Умирая, Болконский соединяется с вечностью. К этому он стремился всегда, но не мог соединить небесное и земное. Князь Андрей сумел это сделать, обретя веру. Пьер Безухов - один из главных героев романа-эпопеи Льва Толстого “Война и мир”. В этом произведении более пятисот персонажей, но яркий образ Пьера Безухова нельзя не выделить среди остальных героев. Изначально свой великий труд граф Толстой хотел посвятить судьбе дворян, участвовавших в восстании 1825 года, но впоследствии писатель решил вернуться к более раннему этапу развития России, к войнам начала века, к тому периоду, на который приходилась юность героев, периоду формирования их жизненных взглядов и идеалов. Пьер Безухов - один из любимых героев Толстого. В течение повествования образ этого героя претерпевает значительные изменения, что является следствием его духовных исканий, поиска смысла жизни, каких-то своих высших, непреходящих идеалов. Встретив Безухова впервые в салоне Анны Павловны Шерер и расставаясь с ним в эпилоге романа, мы видим двух совершенно разных людей. “Массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке” - таким предстает Пьер на вечере в начале романа. Внешность Безухова вряд ли дает возможность предположить в нем незаурядную личность, скорее, она вызывает усмешку у окружающих. В этом великосветском салоне Пьер чужой. Его “умному и вместе с тем робкому, наблюдательному и естественному взгляду” не место среди “механических” гостей “мастерской” Анны Павловны. Не находит себе места Пьер и после получения огромного наследства. Напротив, это событие еще больше связывает его со светским образом жизни, заставляет жениться на блестящей красавице с холодным сердцем Элен Курагиной. Пожалуй, самой яркой чертой характера Пьера является его безграничная доброта. В начале романа он необычайно простодушен и доверчив, как ребенок, он еще не искушен жизнью. Он живет по велению сердца, а не разума, отсюда его импульсивность и горячность, свойственная молодости, огромная щедрость души и пылкая любовь. Измена Элен и дуэль с Долоховым становятся первыми жизненными испытаниями Пьера. Они ввергают его в духовный кризис, из которого он не видит выхода. Испытав разочарование в окружающей его реальной жизни, он вступает в масонскую ложу, где его привлекает идея всеобщего братства людей, совершенствования души, внутреннего мира человека. Масон Баздеев, открывший для него этот путь, представляется ему интереснейшим человеком и наставником. Посещая собрания масонского братства, жертвуя деньги, ведя дневник, в котором он анализирует происходящее, Пьер постепенно приходит к выводу о бесполезности такого пути. Разочарование в идеалах не останавливает Пьера. Он стремится найти смысл жизни, обрести свой собственный взгляд на мир, стать ему полезным. Большое значение имела для Пьера встреча с простым солдатом Платоном Каратаевым во французском плену. Он оказал решительное влияние на изменение взглядов героя. Речь Каратаева наполнена присказками и поговорками, в которых отражается народная мудрость. “Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить”, - говорит Платон Безухову. Эти простые добрые слова, несомненно, значат для Пьера гораздо больше, чем пустые и холодные трактаты масонов. За время плена Пьер Безухов приобретает новые для него душевные качества. Он становится терпеливым к тяготам и невзгодам жизни, без ненависти относится к французам, переоценивает все происшедшее с ним ранее, по-новому начинает смотреть на жизнь. Теперь для него глупой и бессмысленной представляется ссора с Элен, теперь он готов простить Долохова, Курагина. “Он выучился видеть великое, вечное и бесконечное... и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь”. Выйдя из плена, Пьер обретает полную духовную свободу: теперь у него совсем другое восприятие мира. В отношениях с людьми он также полностью изменился. Теперь он стремится понять их, найти хорошие качества в каждом человеке. Теперь ему легко отказать, например, французскому полковнику, безосновательно требовавшему от него денег, и вообще, в денежных делах у Безухова, по выражению Толстого, появился центр тяжести. Возможность полного человеческого счастья Пьер обретает, женившись на Наташе Ростовой. В эпилоге романа он уже опытный семьянин, счастливый отец четверых детей. В прошлом остались разгульные кутежи в обществе Анатоля Курагина, собрания масонов и фантазии насчет своего высокого и таинственного предназначения. Пьер Безухов нашел свое счастье, обрел радость и покой в душе, но не остановился на этом. Для него теперь существуют гораздо более важные, чем личное счастье и благополучие, вопросы. О них он говорит с братом своей жены Николаем Ростовым. Но автор не показывает политической деятельности героя, оставляет его в тихом, радостном и спокойном семейном кругу, видя свой идеал счастья человека именно в этом.

По сравнению с ранними очерками и даже с «Певцами» сюжет в рассказе «Касьян с Красивой Мечи» развивается более напряженно. Здесь все сосредоточено вокруг главного героя. Начинается рассказ традиционным «охотничьим» вступлением, далее изображается случайная встреча рассказчика с Касьяном, поездка их на ссечки, и в финале дается характеристика Касьяна (устами кучера Ерофея). В отличие от очерков 40-х годов, которые изобиловали описаниями Орловского края, в «Касьяне с Красивой Мечи» нет никаких побочных линий, уводящих развитие сюжета в сторону. Даже описание похорон Мартына-плотника, не имеющее, на первый взгляд, непосредственного отношения к изображаемому, с точки зрения идейно-художественной является необходимой частью рассказа. «Печальное шествие» похоронного поезда и «однообразный, безнадежно-скорбный напев», уныло раздававшийся среди пустых полей, выполняют в данном случае функцию «лирической подготовки» читателя к восприятию печальной картины нищеты и запустения Юдиных выселок и поясняют, почему Касьян бежит из дому в поисках «довольства и справедливости».

Многочисленные пейзажные зарисовки в «Касьяне с Красивой Мечи» также органично связаны с развитием сюжета, являясь его неотъемлемым компонентом. Они нужны автору для того, чтобы глубже вскрыть идею, утверждаемую Касьяном, и наглядно показать его страстную влюбленность в родной край. Тургенев обладал способностью «одухотворять пейзаж» (Флобер) личным чувством. Но в то же время его описания природы совершенно свободны от элементов субъективизма. Картина бездонного лазурного летнего неба, которым любуется автор , не является чужеродной в художественной ткани рассказа,- она служит раскрытию его идейно-художественного смысла. Эстетическое восприятие окружающего мира во всей его многообразной полноте и гармонии сближает барина-охотника и мужика Касьяна, доказывая равенство их «духовной природы», что так рьяно отрицали защитники крепостного рабства. Словом, в «Касьяне с Красивой Мечи» элементы этнографичности уступают место всесторонней характеристике человеческой индивидуальности. Здесь все подчинено раскрытию «странного», необычного для мужика миросозерцания Касьяна.

В основе сюжетно-композиционного построения рассказа лежит прием контрастного сопоставления внешнего и внутреннего облика Касьяна. Как и в других рассказах из «Записок охотника», обрисовку образа героя Тургенев начинает с развернутой портретной характеристики: «Вообразите себе карлика лег пятидесяти с маленьким, смуглым и сморщенным лицом, острым носиком, карими, едва заметными глазками и курчавыми, густыми черными волосами, которые, как шляпка на грибе, широко сидели на крошечной его головке. Все тело его было чрезвычайно тщедушно и худо». Автор с самого начала подчеркивает необычность, своеобразие привычек и поведения героя. Впервые он видит Касьяна лежащим лицом к земле с покрытой армяком головой посередине двора, на самом припеке, в то время как лошадь его стояла под соломенным навесом. Об удивительной натуре Касьяна, никак не соответствующей внешнему облику этого неказистого, тщедушного карлика, свидетельствовал и взгляд его маленьких глаз, «необыкновенный и странный». Голос «странного старичка» также изумил рассказчика: «В нем не только не слышалось ничего дряхлого, - он был удивительно сладок, молод и почти женски нежен».

Но основную роль в раскрытии миросозерцания Касьяна играет речевая характеристика. Причем Тургенев еще более усиливает «несоразмерность» облика своего героя, человека невзрачного, даже уродливого па первый взгляд, и поэтически вдохновенного, красивою внутренним огнем, загорающимся в его глазах, как только речь заходит о его сокровенных мечтах и убеждениях. «Его речь звучала не мужичьей речью: гак не говорят простолюдины, и краснобаи так не говорят». Речь Касьяна, «обдуманно-торжественная и странная», изобиловала выражениями церковного обихода, славянизмами, повторениями слов и отличалась особой ритмической плавностью и напевностью, сближающей ее со стихотворным языком. Неудивительно поэтому, что Касьян пытался сочинять стихи.

Ведущим принципом раскрытия психологии героя является принцип самохарактеристики. Ни слова не говоря от себя, Тургенев заставляет читателя глубоко ощутить своеобразие Касьяна, страстно влюбленного в родную природу и тоскующего по правде-справедливости, только посредством его монологов о назначении человека и божьей твари, о странствиях в поисках заповедной земли.

Как и в других рассказах из «Записок охотника», автор выступает в «Касьяне с Красивой Мечи» непосредственным участником изображаемых событий. В этом смысле «Касьян с Красивой Мечи» близко стоит к очеркам 40-х годов. Но в то же время функция авторского «я» в обрисовке персонажей данного рассказа несколько меняется. В «Льгове», например, рассказчик, выспрашивая Сучка о его жизни, ведет диалог сам и придает таким образом развитию сюжета нужное ему направление. Здесь диалог ведет в основном Касьян: он упорно отмалчивается, уклоняясь от вопросов барина-охотника, которые были ему не по душе, и вдруг заговаривает сам, «с тихим воодушевлением» излагая свой взгляд на окружающий мир. Автор только слушает с удивлением его «странные рассуждения» и комментирует их, отнюдь не стремясь своей оценкой предопределить характер читательского восприятия.

В «Касьяне с Красивой Мечи» писатель не довольствуется одним «показом» своего героя, а пытается охарактеризовать его со стороны: словами кучера Ерофея. Заслуживает внимания в данном случае тот факт, что Ерофей находит наиболее четкое определение характера Касьяна: «…уж такой он человек неабнакавенный. Непостоянный такой, несоразмерный даже…»

Тенденция Тургенева к сдержанности и объективности в «Касьяне с Красивой Мечи» чувствуется не только в обрисовке персонажей, но и в манере повествования вообще. В очерках 40-х годов автор-рассказчик является «живым участником» изображаемых событий и вместе с тем «посредником между действующими лицами и читателем, он постоянно имеет в виду этого читателя, то и дело вступает с ним в беседу и как бы

вовлекает его в изображаемые в рассказах события» 2. «Дайте мне руку, любезный читатель,-читаем мы в рассказе «Татьяна Борисовна и ее племянник»,-и поедемте вместе со мной». В «Касьяне с Красивой Мечи» Тургенев отказывается от подобных приемов обращения к читателю. Тон непринужденной, живой беседы с читателем сменяется здесь повествовательным изложением тех событий, случайным свидетелем которых оказался рассказчик. Таким образом, ангорское «я» играет в данном случае в основном формальную роль, являясь средством композиционной связи.

Нсть некоторые изменения и в языке рассказа. И очерках 40-х годов Тургенев очень часто употреблял даже н ангорской речи диалектные, чисто орловские глоисчки и прошпщиалнзмы. В «Касьяне с Красивой Мечи» использование диалектизмов и просторечных слон сведено до минимума. При подготовке отдельного издания «Записок охотника» Тургенев продолжает упорную работу над текстом их и делает решительную попытку очистить язык всех рассказов от диалектизмов.

Итак, можно сделать вывод о том, что в рассказах 50-х годов уже наблюдаются некоторые элементы «новой манеры» Тургенева, что выражается в стремлении писателя к более сложной композиции, к углублению психологической характеристики персонажей, к усилению внутренней динамичности и развернутости сюжета, к строгому соблюдению «чувства меры» и «объективности» повествования, к очищению языка рассказов от диалектных слов.

Иван Сергеевич Тургенев

КАСЬЯН С КРАСИВОЙ МЕЧИ

Я возвращался с охоты в тряской тележке и, подавленный душным зноем летнего облачного дня (известно, что в такие дни жара бывает иногда еще несноснее, чем в ясные, особенно когда нет ветра), дремал и покачивался, с угрюмым терпением предавая всего себя на съедение мелкой белой пыли, беспрестанно поднимавшейся с выбитой дороги из-под рассохшихся и дребезжавших колес, - как вдруг внимание мое было возбуждено необыкновенным беспокойством и тревожными телодвижениями моего кучера, до этого мгновения еще крепче дремавшего, чем я. Он задергал вожжами, завозился на облучке и начал покрикивать на лошадей, то и дело поглядывая куда-то в сторону. Я осмотрелся. Мы ехали по широкой распаханной равнине; чрезвычайно пологими, волнообразными раскатами сбегали в нее невысокие, тоже распаханные холмы; взор обнимал всего каких-нибудь пять верст пустынного пространства; вдали небольшие березовые рощи своими округленно-зубчатыми верхушками одни нарушали почти прямую черту небосклона. Узкие тропинки тянулись по полям, пропадали в лощинках, вились по пригоркам, и на одной из них, которой в пятистах шагах впереди от нас приходилось пересекать нашу дорогу, различил я какой-то поезд. На него-то поглядывал мой кучер.

Это были похороны. Впереди, в телеге, запряженной одной лошадкой, шагом ехал священник; дьячок сидел возле него и правил; за телегой четыре мужика, с обнаженными головами, несли гроб, покрытый белым полотном; две бабы шли за гробом. Тонкий, жалобный голосок одной из них вдруг долетел до моего слуха; я прислушался: она голосила. Уныло раздавался среди пустых полей этот переливчатый, однообразный, безнадежно-скорбный напев. Кучер погнал лошадей: он желал предупредить этот поезд. Встретить на дороге покойника - дурная примета. Ему действительно удалось проскакать по дороге прежде, чем покойник успел добраться до нее; но мы еще не отъехали и ста шагов, как вдруг нашу телегу сильно толкнуло, она накренилась, чуть не завалилась. Кучер остановил разбежавшихся лошадей, нагнулся с облучка, посмотрел, махнул рукой и плюнул.

Что там такое? - спросил я.

Кучер мой слез молча и не торопясь.

Да что такое?

Ось сломалась… перегорела, - мрачно отвечал он и с таким негодованием поправил вдруг шлею на пристяжной, что та совсем покачнулась было набок, однако устояла, фыркнула, встряхнулась и преспокойно начала чесать себе зубом ниже колена передней ноги.

Я слез и постоял некоторое время на дороге, смутно предаваясь чувству неприятного недоумения. Правое колесо почти совершенно подвернулось под телегу и, казалось, с немым отчаянием поднимало кверху свою ступицу.

Что теперь делать? - спросил я наконец.

Вон кто виноват! - сказал мой кучер, указывая кнутом на поезд, который успел уже свернуть на дорогу и приближался к нам, - уж я всегда это замечал, - продолжал он, - это примета верная - встретить покойника… Да.

И он опять обеспокоил пристяжную, которая, видя его нерасположение и суровость, решилась остаться неподвижною и только изредка и скромно помахивала хвостом. Я походил немного взад и вперед и опять остановился перед колесом.

Между тем покойник нагнал нас. Тихо свернув с дороги на траву, потянулось мимо нашей телеги печальное шествие. Мы с кучером сняли шапки, раскланялись с священником, переглянулись с носильщиками. Они выступали с трудом; высоко поднимались их широкие груди. Из двух баб, шедших за гробом, одна была очень стара и бледна; неподвижные ее черты, жестоко искаженные горестью, хранили выражение строгой, торжественной важности. Она шла молча, изредка поднося худую руку к тонким ввалившимся губам. У другой бабы, молодой женщины лет двадцати пяти, глаза были красны и влажны, и все лицо опухло от плача; поравнявшись с нами, она перестала голосить и закрылась рукавом… Но вот покойник миновал нас, выбрался опять на дорогу, и опять раздалось ее жалобное, надрывающее душу пение. Безмолвно проводив глазами мерно колыхавшийся гроб, кучер мой обратился ко мне.

Это Мартына-плотника хоронят, - заговорил он, - что с Рябой.

А ты почему знаешь?

Я по бабам узнал. Старая-то - его мать, а молодая - жена.

Он болен был, что ли?

Да… горячка… Третьего дня за дохтуром посылал управляющий, да дома дохтура не застали… А плотник был хороший; зашибал маненько, а хороший был плотник. Вишь, баба-то его как убивается… Ну, да ведь известно: у баб слезы-то некупленные. Бабьи слезы та же вода… Да.

И он нагнулся, пролез под поводом пристяжной и ухватился обеими руками за дугу.

Однако, - заметил я, - что ж нам делать?

Кучер мой сперва уперся коленом в плечо коренной, тряхнул раза два дугой, поправил седелку, потом опять пролез под поводом пристяжной и, толкнув ее мимоходом в морду, подошел к колесу - подошел и, не спуская с него взора, медленно достал из-под полы кафтана тавлинку, медленно вытащил за ремешок крышку, медленно всунул в тавлинку своих два толстых пальца (и два-то едва в ней уместились), помял-помял табак, перекосил заранее нос, понюхал с расстановкой, сопровождая каждый прием продолжительным кряхтением, и, болезненно щурясь и моргая прослезившимися глазами, погрузился в глубокое раздумье.

Ну, что? - проговорил я наконец.

Кучер мой бережно вложил тавлинку в карман, надвинул шляпу себе на брови, без помощи рук, одним движением головы, и задумчиво полез на облучок.

Куда же ты? - спросил я его не без изумления.

Извольте садиться, - спокойно отвечал он и подобрал вожжи.

Да как же мы поедем?

Уж поедем-с.

Да ось…

Извольте садиться.

Да ось сломалась…

Сломалась-то она сломалась; ну, а до выселок доберемся… шагом, то есть. Тут вот за рощей направо есть выселки, Юдиными прозываются.

И ты думаешь, мы доедем?

Кучер мой не удостоил меня ответом.

Я лучше пешком пойду, - сказал я.

Как угодно-с…

И он махнул кнутом. Лошади тронулись.

Мы действительно добрались до выселков, хотя правое переднее колесо едва держалось и необыкновенно странно вертелось. На одном пригорке оно чуть-чуть не слетело; но кучер мой закричал на него озлобленным голосом, и мы благополучно спустились.

Юдины выселки состояли из шести низеньких и маленьких избушек, уже успевших скривиться набок, хотя их, вероятно, поставили недавно: дворы не у всех были обнесены плетнем. Въезжая в эти выселки, мы не встретили ни одной живой души; даже куриц не было видно на улице, даже собак; только одна, черная, с куцым хвостом, торопливо выскочила при нас из совершенно высохшего корыта, куда ее, должно быть, загнала жажда, и тотчас, без лая, опрометью бросилась под ворота. Я зашел в первую избу, отворил дверь в сени, окликнул хозяев - никто не отвечал мне. Я кликнул еще раз: голодное мяуканье раздалось за другой дверью. Я толкнул ее ногой: худая кошка шмыгнула мимо меня, сверкнув во тьме зелеными глазами. Я всунул голову в комнату, посмотрел: темно, дымно и пусто. Я отправился на двор, и там никого не было… В загородке теленок промычал; хромой серый гусь отковылял немного в сторону. Я перешел во вторую избу - и во второй избе ни души. Я на двор…

По самой середине ярко освещенного двора, на самом, как говорится, припеке, лежал, лицом к земле и накрывши голову армяком, как мне показалось, мальчик. В нескольких шагах от него, возле плохой тележонки, стояла, под соломенным навесом, худая лошаденка в оборванной сбруе. Солнечный свет, падая струями сквозь узкие отверстия обветшалого намета, пестрил небольшими светлыми пятнами ее косматую красно-гнедую шерсть. Тут же, в высокой скворечнице, болтали скворцы, с спокойным любопытством поглядывая вниз из своего воздушного домика. Я подошел к спящему, начал его будить…

Он поднял голову, увидал меня и тотчас вскочил на ноги… «Что, что надо? что такое?» - забормотал он спросонья.

Я не тотчас ему ответил: до того поразила меня его наружность. Вообразите себе карлика лет пятидесяти с маленьким, смуглым и сморщенным лицом, острым носиком, карими, едва заметными глазками и курчавыми, густыми черными волосами, которые, как шляпка на грибе, широко сидели на крошечной его головке. Все тело его было чрезвычайно тщедушно и худо, и решительно нельзя передать словами, до чего был необыкновенен и странен его взгляд.

Что надо? - спросил он меня опять.

Я объяснил ему, в чем было дело, он слушал меня, не спуская с меня своих медленно моргавших глаз.

Так нельзя ли нам новую ось достать? - сказал я наконец, - я бы с удовольствием заплатил.

А вы кто такие? Охотники, что ли? - спросил он, окинув меня взором с ног до головы.

Охотники.

Пташек небесных стреляете небось?.. зверей лесных?.. И не грех вам Божьих пташек убивать, кровь проливать неповинную?

Странный старичок говорил очень протяжно. Звук его голоса также изумил меня. В нем не только не слышалось ничего дряхлого, - он был удивительно сладок, молод и почти женски нежен.

«Записки охотника» И.С.Тургенева отразили не только социальное положение русского крестьянства 40-50-х годов XIX века, но и духовную жизнь крестьян, в которой огромную роль играют различные поверья. И.С.Тургенев в рассказах «Бежин луг» и «Касьян с Красивой Мечи» воплотил тип мифологического мышления, для которого характерна синкретичность, целостность восприятия мира во всех его проявлениях, постоянное ощущение взаимосвязи человека и природы.

Фольклорно-мифологические мотивы являются ведущими в следующем после «Бежина луга» рассказе «Касьян с Красивой Мечи». Во-первых, эти два рассказа соотносятся прежде всего тематически. В монологе Касьяна вновь возникает образ счастливой страны. Во-вторых, в образе главного героя И.С.Тургенев воплотил один из народных типов, тип крестьянина-мечтателя с поэтическим складом ума. В рассказе «Бежин луг» к этому же типу можно отнести Костю. Особо подчеркнем, что в образе Касьяна соединились два во многом противоречивых начала: христианское и языческое. Своими речами Касьян напоминает ветхозаветного пророка и в то же время герой мыслит мифологическими образами. Фольклорно-мифологические мотивы в рассказе «Касьян с Красивой Мечи» помогают оценить те или иные человеческие поступки с точки зрения народной мудрости, носителем которой является главный герой рассказа.

Необходимо обратить внимание на имя героя. У русских людей это имя ассоциировалось с именем преподобного Касьяна Римлянина, днем которого считалось 29 февраля. Касьянов день бывает только в високосном году. На Руси високосный год всегда считался опасным, ему приписывались несчастья и беды: будто и скот падает, и деревья засыхают, и повальные болезни появляются, и семейные раздоры заводятся. Поэтому в народе сложилось представление о Касьяне как символе беды. В некоторых местах он даже не считался святым и не признавался русским. Само имя Касьян слыло как позорное. Существовало поверье о том, что «Касьяну подчинены все ветры, он держит их на двадцати цепях за двадцатью замками. В его власти спустить ветер на землю и наслать на людей и скотину мор» .

Когда И.С.Тургенев рисует в начале рассказа портрет Касьяна, то кажется, что это имя действительно соответствует герою: «Вообразите себе карлика лет пятидесяти с маленьким, смуглым и сморщенным лицом, острым носиком, карими, едва заметными глазками и курчавыми, густыми черными волосами, которые как шляпка на грибе, широко сидели на крошечной его головке. Все его тело было чрезвычайно тщедушно и худо, и решительно нельзя передать словами, до чего был необыкновенен и странен его взгляд» . Автор не раз будет останавливать свое внимание на «тяжелом взгляде» Касьяна, который вполне отвечает тем представлениям, которые существовали в народе. Глаз Касьяна считался очень опасным, советовали даже не выходить в Касьянов день из избы, чтобы не случилось несчастья: «Касьян косоглазый, от него, братцы, хороните все, живо сглазит, да так, что потом ни попы не отчитают, ни бабки не отшепчут» . То, что Касьяна чтят один раз в четыре года, крестьяне объясняли согласно легенде, в которой говориться, что Касьян помог мужику вытащить воз, боясь испачкать райские одежды. Господь бог повелел служить за это Касьяну молебны через три года, в то время как Николаю Угоднику будут служить молебны два раза в год за то, что он помог крестьянину в беде.

Можно предположить, что И.С.Тургенев знал эту легенду, так как в рассказе он описывает похожую ситуацию. Когда рассказчик возвращался с охоты, у колеса в телеге сломалась ось. Кучер решил добраться до ближайших выселок, а потом что-нибудь придумать: «Въезжая в эти выселки мы не встретили ни одной живой души, даже куриц не было видно на улице, даже собак» . Постепенно нарастает чувство беспокойства, тревоги, которое усиливается еще и тем, что по дороге в выселки охотники увидели похоронную процессию, а это, как известно, считается в народе очень плохой приметой. Таинственность происходящего напоминает начало рассказа «Бежин луг», когда заблудившийся охотник не может дать логического объяснения своим блужданиям.

В странных выселках среди безмолвия нашелся лишь один человек Касьян. По мнению исследователей, важным оказывается тот факт, что рассказчик встречает Касьяна не в его избе, хотя она рядом, а на самой середине ярко освещенного двора: «Это своего рода подобие знойных пустынь, в которые удалились от неправедного мира библейские пророки».

Чувствуя свое нравственное превосходство, Касьян, не смущаясь того, что перед ним барин, читает ему проповедь:

«- А вы кто такие? Охотники, что ли? - спросил он, окинув меня с ног до головы.

Охотники.

Пташек небесных стреляете небось?... Зверей лесных?... И не грех вам божьих пташек убивать, кровь проливать невинную?»

Касьян отказывается помогать барину, даже деньги не могут соблазнить его. Однако после недолгого раздумья он соглашается проводить охотника до рощицы. Отношение к тургеневскому Касьяну так же, как к святому, неоднозначно со стороны крестьян. Кучер Ерофей предупреждает барина, что Касьян может завести не туда, не стоит доверять ему. В то же время Ерофей называет Касьяна юродивым, а, как известно, русский народ снисходительно, даже благожелательно относился к этой группе людей. По словам Н.Бердяева, это характерно именно для русской религиозности . Такой необыкновенный человек, как Касьян, конечно же, вызвал пристальное внимание охотника. Рассказчик подробно описывает поведение «странного старика» во время охоты: «Он ходил необыкновенно проворно и словно все припрыгивал на ходу, беспрестанно нагибался, срывал какие-то травки, бормотал себе что-то под нос и все поглядывал на меня и на мою собаку, да таким пытливым взглядом» . В лесу Касьян ведет себя спокойно и уверенно. Он предпочитает «разговаривать» с жителями леса, а не со своими спутниками. Своими повадками Касьян напоминает лешего: он разговаривает с птицами и они слушают его (возможно поэтому охотник потерял так много времени, прежде чем смог убить птицу). В конце рассказа Касьян признается: «Барин, а барин, ведь я виноват перед тобой, ведь это я тебе дичь-то всю отвел» . Все же один раз охотнику повезло: он убил коростеля. Необходимо обратить внимание на то, как ведет себя Касьян. П.Г.Пустовойт в своих работах отмечает, что И.С.Тургенев использует «принцип тайной психологии»: «...писатель никогда не изображает весь психический процесс, он задерживает внимание читателей лишь на внешних формах его проявления. Тургенев не говорит прямо о чувствах и переживаниях героев, не прибегает к монологам, а дает представление об этом при помощи жестов, многозначительных пауз, романтического пейзажа» .

Можно лишь догадываться о том, что чувствует Касьян после того, как охотник выстрелил: «Касьян быстро закрыл глаза рукой и не шевельнулся, пока я не зарядил ружье и не поднял коростеля. Когда же я отправился дальше, он подошел к месту, где упала убитая птица, нагнулся у траве, на которую брызнуло несколько капель крови, покачал головой, пугливо взглянул на меня» . Реакция Касьяна на выстрел напоминает поведение испугавшегося ребенка, который от страха закрывает глаза. Касьян не может видеть, как на его глазах совершается грех.

Изображая человека, И.С.Тургенев прибегает к описанию природы. Природа помогает раскрыть переживания героев, их настроение и чувства. Рассказчик рисует картину прекрасного жаркого летнего дня и передает нам свое чувство восхищения величием природы: «Вы не двигаетесь - вы глядите: и нельзя выразить словами, как радостно и тихо становится на сердце. Вы глядите: та глубокая, чистая лазурь возбуждает на устах ваших улыбку, невинную, как она сама, как облака по небу...» [там же, с.79].

В тот момент, когда охотник наслаждается красотой природы, Касьян, словно прочитав его мысли, решился заговорить. Этот «странный» крепостной мужик старается устыдить барина, доказать ему, что нельзя убивать «птицу Божию»: «Кровь - святое дело кровь! Кровь солнышка божия не видит, кровь от свету прячется... великий грех показать свету, великий грех и страх. Ох, великий!» [там же, с.80]. В Ветхом Завете, в книге «Бытие», господь, обращаясь к Ною, сказал: «Все движущееся, что живет, будет отдано вам в пищу, как зелень травную даю вам все. Только плоти с душою, с кровию ее не ешьте». Касьян проповедует именно эту заповедь. Он заставляет задумываться над своими поступками по отношению к природе. Для людей то, о чем говорит Касьян, «странная речь»: «Бог его знает, то молчит как пень, то вдруг заговорит, - а что заговорит, бог его знает. Разве это манер? Это не манер. Несообразный он человек» [там же, с.85]. Касьян говорит словно по наитию. Речь его чем-то напоминает речь пророков: «Слова его лились свободно, он не искал их, он говорил с таким одушевлением и кроткой важностию, изредка закрывая глаза этот язык, обдуманно-торжественный и странный... я не слыхал ничего подобного» [там же, с.80].

«Странный мужичок» побывал во многих городах, видел разные земли. Есть у него мечта: побывать в тех странах, где живет «птица Гамаюн сладкогласная, и с дерев лист ни зимой не сыплется, ни осенью, и яблоки растут золотые на серебряных ветках, и живет всяк человек в довольстве и справедливости» . В речи Касьяна не случайно возникает образ птицы Гамаюн, так как эта «птица вещая». Упоминание о ней часто встречается в духовных стихах. Живет Гамаюн в раю и, если кричит она, пророчит счастье.

Нужно отметить, что мечта Касьяна о сказочных странах трактуется исследователями по-разному. Ю.В.Лебедев пишет: «В устах Касьяна получает окончательное оформление легенда о далеких землях, мечта народа о братстве и социальной гармонии» .

Немецкий ученый Клуге и Н.П.Бродский считают, что в Касьяне изображен представитель секты бегунов-странников. Члены этой секты отвергали наличие государственных и общественных институтов (в том числе и необходимость труда), они убегали от них. Такая точка зрения кажется не вполне правомерной, так как, во-первых, Касьян не убегал, а уходил с согласия своего барина. Во-вторых, Касьян признает общественные порядки: «При старом барине мы все жили на своих прежних местах, а вот опека переселила. Старый барин у нас был кроткая душа, смиренник, - ему

небесное! Ну, опека, конечно, справедливо рассудила; видно, уж так пришлось» .

Безусловно, легенда о теплых странах имеет социальный аспект, так как подобного рода легенды отражали мечту народа о более легких условиях существования. Однако странствования Касьяна объясняются прежде всего его внутренними духовными потребностями. Поэтому более близкой нам точкой зрения П.Г.Пустовойта, который считает, что Касьян это тип народного правдоискателя: «Касьян вернее всего может быть назван одним из издавна существующих на Руси правдоискателей, личностный характер которых определялся их нравственной пытливостью и внутренней независимостью» . Касьян бродит по свету в поисках правды, но не столько социальной, сколько нравственной. Для него главным является то, что «справедливости нет в человеке».

Касьян не только странствует, но и врачует, что еще более выделяет его из среды обыкновенных крестьян. В деревне любой человек, который обладал какими-либо знаниями и тем самым выделялся из среды заурядных людей, назывался знахарем или лекарем. Часто люди подозревали их в сношениях с нечистой силой, но в отличие от колдунов, знахари и лекари не продают ей душу: С.В.Максимов пишет: «На обвинения знахарей деревенский люд не скупился. Ночью знахарям нельзя было зажечь огонь в избе или продержать его дольше других без того, чтобы соседи не подумали, что он готовит зелье, а нечистый дух ему помогает» . Обычно знахарями становились старые люди, вдовы, престарелые девицы, холостяки. Так, в рассказе И.С.Тургенева Касьян не признается в том, что Аннушка его дочка. Не признается, потому что сам находится в положении подозреваемого и подвергать такой же участи свою дочь не хочет. Знахарей и лекарей боялись и уважали, так как они обладали огромным количеством знаний. Ведь к ним обращались в самых крайних случаях, когда крестьянин уже пользовался различными домашними средствами и установить причину болезни оказалось непросто. Поэтому и не смог Касьян спасти Мартына-плотника: «Поздно узнал».

Только одаренные знаниями и нравственно чистые люди могут стать лекарями: «Знахаря (в отличие от колдуна) не надо разыскивать по кабакам, не придется выслушивать его грубости, смотреть как он ломается, вымогает плату, угрожает и пугает своим медвежьим взглядом и посулом несчастий впереди» . Касьяну, как большинству истинных лекарей, свойственна скромность и даже в некоторой мере самоуничижение: «Лекаркой меня называют... Какая я лекарка! ... И кто может лечить? Это все от бога. А есть...есть травы, цветы есть и слова такие... а кто верует-спасется...» .

Образ Касьяна И.С.Тургенев создает с помощью фольклорно-мифологических мотивов. В этом образе отразился характерный для русского народа тип мышления, в котором соединились элементы христианского и языческого мировосприятия. Как известно, христианская мифология -мифология совершенно иного типа, нежели языческая. Языческая мифология представляет собой безличный круговорот космических циклов и выбор между приятием или неприятием его в принципе невозможен. В центре внимания христианской мифологии стоит проблема личностного выбора.

Как было сказано выше, Касьян напоминает своими речами и поведением ветхозаветного пророка. В то же время ему свойственно языческое мировосприятие, которое очеловечивает окружающую природу. Достаточно вспомнить строки, описывающие поведение Касьяна в лесу, когда герой разговаривает с птицами и травами. Касьян мыслит мифологическими образами, в его речи возникает образ вещей птицы Гамаюн. К языческим мотивам можно также отнести представление крестьян о Касьяне как о лекаре-знахаре, а соответственно и о связи его со сверхъестественной силой. Так, в образе Касьяна органично переплетаются элементы христианского и языческого мировосприятия. Охарактеризовать их соотношение в мировоззрении Касьяна сложно: они неразделимы и составляют единое целое. Фольклорно-мифологические мотивы в рассказе «Касьян с Красивой Мечи» служит средством создания образа личности крестьянина в ее духовном развитии.

Литература:

1. Власова М.Н. Новая АБЕВЕГА русских суеверий. - СПб., 1995.

2. Тургенев И.С. Записки охотника. - М., 1985.

3. Бердяев Н. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века: судьба России. - М., 1997.

4. Пустовойт П.Г. Тургенев - художник слова. - М., 1987.

5. Лебедев Ю.В. «Бежин луг» в контексте «Записок охотника» // Литература в школе. - 1985. - 1985. - №5. - С.2-11.

6. Максимов С.В. Куль хлеба. Нечистая, неведомая и крестная сила. -Смоленск, 1995.

Пархоменко Е. (ВГУ)

Я возвращался с охоты в тряской тележке и, подавленный душным зноем летнего облачного дня (известно, что в такие дни жара бывает иногда еще несноснее, чем в ясные, особенно когда нет ветра), дремал и покачивался, с угрюмым терпением предавая всего себя на съедение мелкой белой пыли, беспрестанно поднимавшейся с выбитой дороги из-под рассохшихся и дребезжавших колес, - как вдруг внимание мое было возбуждено необыкновенным беспокойством и тревожными телодвижениями моего кучера, до этого мгновения еще крепче дремавшего, чем я. Он задергал вожжами, завозился на облучке и начал покрикивать на лошадей, то и дело поглядывая куда-то в сторону. Я осмотрелся. Мы ехали по широкой распаханной равнине; чрезвычайно пологими, волнообразными раскатами сбегали в нее невысокие, тоже распаханные холмы; взор обнимал всего каких-нибудь пять верст пустынного пространства; вдали небольшие березовые рощи своими округленно-зубчатыми верхушками одни нарушали почти прямую черту небосклона. Узкие тропинки тянулись по полям, пропадали в лощинках, вились по пригоркам, и на одной из них, которой в пятистах шагах впереди от нас приходилось пересекать нашу дорогу, различил я какой-то поезд. На него-то поглядывал мой кучер.

Это были похороны. Впереди, в телеге, запряженной одной лошадкой, шагом ехал священник; дьячок сидел возле него и правил; за телегой четыре мужика, с обнаженными головами, несли гроб, покрытый белым полотном; две бабы шли за гробом. Тонкий, жалобный голосок одной из них вдруг долетел до моего слуха; я прислушался: она голосила. Уныло раздавался среди пустых полей этот переливчатый, однообразный, безнадежно-скорбный напев. Кучер погнал лошадей: он желал предупредить этот поезд. Встретить на дороге покойника - дурная примета. Ему действительно удалось проскакать по дороге прежде, чем покойник успел добраться до нее; но мы еще не отъехали и ста шагов, как вдруг нашу телегу сильно толкнуло, она накренилась, чуть не завалилась. Кучер остановил разбежавшихся лошадей, нагнулся с облучка, посмотрел, махнул рукой и плюнул.

Что там такое? - спросил я.

Кучер мой слез молча и не торопясь.

Да что такое?

Ось сломалась… перегорела, - мрачно отвечал он и с таким негодованием поправил вдруг шлею на пристяжной, что та совсем покачнулась было набок, однако устояла, фыркнула, встряхнулась и преспокойно начала чесать себе зубом ниже колена передней ноги.

Я слез и постоял некоторое время на дороге, смутно предаваясь чувству неприятного недоумения. Правое колесо почти совершенно подвернулось под телегу и, казалось, с немым отчаянием поднимало кверху свою ступицу.

Что теперь делать? - спросил я наконец.

Вон кто виноват! - сказал мой кучер, указывая кнутом на поезд, который успел уже свернуть на дорогу и приближался к нам, - уж я всегда это замечал, - продолжал он, - это примета верная - встретить покойника… Да.

И он опять обеспокоил пристяжную, которая, видя его нерасположение и суровость, решилась остаться неподвижною и только изредка и скромно помахивала хвостом. Я походил немного взад и вперед и опять остановился перед колесом.

Между тем покойник нагнал нас. Тихо свернув с дороги на траву, потянулось мимо нашей телеги печальное шествие. Мы с кучером сняли шапки, раскланялись с священником, переглянулись с носильщиками. Они выступали с трудом; высоко поднимались их широкие груди. Из двух баб, шедших за гробом, одна была очень стара и бледна; неподвижные ее черты, жестоко искаженные горестью, хранили выражение строгой, торжественной важности. Она шла молча, изредка поднося худую руку к тонким ввалившимся губам. У другой бабы, молодой женщины лет двадцати пяти, глаза были красны и влажны, и все лицо опухло от плача; поравнявшись с нами, она перестала голосить и закрылась рукавом… Но вот покойник миновал нас, выбрался опять на дорогу, и опять раздалось ее жалобное, надрывающее душу пение. Безмолвно проводив глазами мерно колыхавшийся гроб, кучер мой обратился ко мне.

Это Мартына-плотника хоронят, - заговорил он, - что с Рябой.

А ты почему знаешь?

Я по бабам узнал. Старая-то - его мать, а молодая - жена.

Он болен был, что ли?

Да… горячка… Третьего дня за дохтуром посылал управляющий, да дома дохтура не застали… А плотник был хороший; зашибал маненько, а хороший был плотник. Вишь, баба-то его как убивается… Ну, да ведь известно: у баб слезы-то некупленные. Бабьи слезы та же вода… Да.

И он нагнулся, пролез под поводом пристяжной и ухватился обеими руками за дугу.

Однако, - заметил я, - что ж нам делать?

Кучер мой сперва уперся коленом в плечо коренной, тряхнул раза два дугой, поправил седелку, потом опять пролез под поводом пристяжной и, толкнув ее мимоходом в морду, подошел к колесу - подошел и, не спуская с него взора, медленно достал из-под полы кафтана тавлинку, медленно вытащил за ремешок крышку, медленно всунул в тавлинку своих два толстых пальца (и два-то едва в ней уместились), помял-помял табак, перекосил заранее нос, понюхал с расстановкой, сопровождая каждый прием продолжительным кряхтением, и, болезненно щурясь и моргая прослезившимися глазами, погрузился в глубокое раздумье.

Ну, что? - проговорил я наконец.

Кучер мой бережно вложил тавлинку в карман, надвинул шляпу себе на брови, без помощи рук, одним движением головы, и задумчиво полез на облучок.

Куда же ты? - спросил я его не без изумления.

Извольте садиться, - спокойно отвечал он и подобрал вожжи.

Да как же мы поедем?

Уж поедем-с.

Да ось…

Извольте садиться.

Да ось сломалась…

Сломалась-то она сломалась; ну, а до выселок доберемся… шагом, то есть. Тут вот за рощей направо есть выселки, Юдиными прозываются.

И ты думаешь, мы доедем?

Кучер мой не удостоил меня ответом.

Я лучше пешком пойду, - сказал я.

Как угодно-с…

И он махнул кнутом. Лошади тронулись.

Мы действительно добрались до выселков, хотя правое переднее колесо едва держалось и необыкновенно странно вертелось. На одном пригорке оно чуть-чуть не слетело; но кучер мой закричал на него озлобленным голосом, и мы благополучно спустились.

Что еще почитать